Может быть, в какой-то правильной реальности все по-другому: маме исполнилось сорок шесть, сегодня мы, как всегда, собираемся у бабушки, подарим телефон, как я и хотела, ведь старый дети совсем разломали. В нашей же реальности все не так, маме могло бы сегодня исполнится сорок шесть лет, но теперь эта дата не имеет значения, ограниченная другой, сколько бы раз не было 16 февраля, все равно останется сорок пять лет. Утром съездим с Марсом на кладбище, а потом заедем к бабушке на немножко.

Спи спокойно, мамочка.

На меня смотрит небо твоими родными глазами...
Ты теперь, словно ангел, меня от плохого хранишь.
И когда наполняется сердце тоской и слезами,
Ты приходишь во сне и подолгу со мной говоришь.
Говоришь, что на том берегу и светло, и не страшно,
Что как будто бы проще, что дышится снова легко,
Что земное там призрачно... И абсолютно неважно,
Что ты носишь там: белую тогу или пальто.
Говоришь, что ты долгое время была ещё с нами,
Удивляясь, что мы не могли ничего разглядеть.
Говоришь, что утешить хотела рукой и словами
И сказать, что тебе до чертей надоело болеть.
Говоришь, что скучаешь, но в этой тоске нету боли,
Что тебе хорошо, что ты часто глядишь на детей.
Говоришь, чтобы мы привыкали к твоей новой роли ‒
Защищать перед Господом сердцем любимых людей.
Говоришь, чтобы мы не страдали, уставясь на фото,
Чтоб ценили друг друга и были немного добрей.
Говоришь, что друг друга ценить ‒ это тоже работа,
И пока, говоришь, мы совсем не справляемся с ней.
Говоришь, говоришь, говоришь, а я молча киваю.
Я боюсь отвечать что-то вслух, чтобы сон не прогнать.
Я тебя угощаю малиново-лиственным чаем
И стремлюсь в свою память твой образ любимый вписать.
А потом я тебя до закрытых дверей провожаю,
Понимая, что скоро рассвет и расстаться пора.
И во сне, на прощанье обняв, я кричу, что скучаю.
Открываю глаза.На столе чашка чая. Одна. (с)